Глава 1.

     В одном царстве-государстве дела шли нешатко-невалко. И царь, поразмыслив, велел привести к себе мудреца, который бы дела эти поправил.

      Надо  сказать, что мудрецов, несмотря на состояние дел (см. выше), в том  государстве было хоть отбавляй. Иностранец, скажем, обратившись к какому-то мужику, лежащему позади корчмы под яслями на смеси навоза и соломы, был бы чрезвычайно удивлен, сколько мудрости в этом неказистом человеке. На вопрос – в чем же дело, что ты тут лежишь, он бы услышал: «А где ж еще? Тут навоз с соломой преют – и меня греют.» А на логичный вопрос: «А отчего ж не в избе?» Последовал бы такой ответ: «А в избе – там баба меня пилит, говорит – работать надо, дети пищат, от мыслей отвлекают.». Тут уж совсем недоумевающий иностранец, конечно, обязательно бы спросил: «А какие ж мысли тебя волнуют, может ты философ?». И, разумеется, услышал бы: «Философ был Платон, а я так, мудрец местный, думаю о людях, о всех вообще, а если кто из корчмы выйдет и чарку поднесет, то могу и о конкретном человеке поразмыслить.». И совсем ошарашенный иностранец побежал бы в корчму за штофом (сразу за штофом, потому как у иностранцев денег и проблем много, а времени обычно мало, и хотят они все свои проблемы разом разрешить.». И вышла бы у них с мужиком длительная и познавательная беседа, но о беседе этой я как-нибудь в другой раз расскажу, сейчас же вернемся к нашему царю.

      Царь, ежели поразмыслить, имея таких подданных, был сам совсем не дурак и цену местным мудрецам знал преотлично. Велел он слугам – сыщите мне такого мудреца, чтобы вроде и наш был и иностранец, чтоб, с одной стороны, душу нашу понимал, а с другой – в пороках, свойственных местным мудрецам, замечен не был.

      Слуги царские, долго такого искали, пока один из них не отписал посланнику царскому в далекой стране в которой, как выяснилось, у графа Вильмонта, уже двадцатый год жил отшельник, бежавший когда-то от опалы одного из предков нашего государя. Граф Вильмонт, когда услышал, что его мудреца хотят пригласить на родину, говорят, испытал такую радость, что 3 дня плакал от умиления (или еще отчего, дело темное) и сам лично отвез его в ближайший порт, где с рук на руки сдал царским слугам, что впрочем, слуг не насторожило, а мудрец был быстренько (в 3 месяца всего) аглицкими шкиперами доставлен был во дворец к царю.

      И спросил царь мудреца примерно следующее: «Земля наша велика и обильна, а дела идут нешатко-невалко, нельзя ли их как-то поправить?». Мудрец же отвечал, как  положено мудрецу, просто и кратко: «Забыли вы Бога и живете во грехах, первейший из которых – ложь.».  На вопрос, что же делать, отвечал еще короче: «Покаяться и жить не по лжи.». И царь, взглянув в пронзительно-светлые глаза мудреца, уставленные прямо на него из-под черных косматых бровей, подумал: «А будь что будет, ведь говорят в правде Бог.». Но вслух, собрав остатки воли, сказал: «Покаяние суть дело церковное, прошу Церковь не вмешивать в эти дела, а так я все подпишу, готовьте указ». На том и порешили; царь же отрядил на это дело в помощь мудрецу ближайших царских советников.

Продолжение