Накануне рождения Коляды, ехал на санях через лес пасечник, вёз мёд в соседнюю деревню, да и колядки там провести планировал у тестя в гостях.

Выехал-то вроде загодя, да вот Мороз наверное кашу чувствуя решил себя показать, да расхвастался умением своим. Снегу насыпал, инеем всё разукрасил – красотища! Только вот ехать по такому снегу трудно, а потому в лес пасечник попал уже по тёмному. День зимний короток, чуть времени упустил, и блуждай в потёмках. Был пасечник у тестя всего два раза, да и то летом, а потому в зимнюю пору, когда снегом всё запорошено, да в темноте к тому же, не заметил, как с дороги свернул, а когда опомнился, далеко уехать успел. Лошадка хороша, да по сугробам из сил выбилась, встала посреди полянки, что как плешина, на верхушке холмика расположилась.

Видно после подъёма в гору, да по сугробам, бедную, силы вовсе оставили. Стоит, горемычная, еле дух переводит.

Слез пасечник с саней, а Мороз под тулуп так и норовит забраться, и не поймёшь, то ли заморозить хочет, то ли сам под тёплым тулупом погреться. А уже гулянья скоро начнутся! Люди гостя нежданного встретят, да за Бадняком в Навь пойдут, с навьями силой, да смекалкой мериться. А тут стой на ветру да морозе мёрзни! А Луна бледная мертвенным светом на землю светит, и деревья стоят равнодушные, чёрные в ночи, от мороза трещат, и от ветра качаются. А Мороз всё злее и злее кусает. Сунулся пасечник в кошель, а там только серебряные обереги, что на подарки ребятне приготовил. Ох, огнивушко! Ох башка-то моя дырявая! Ну чего было не положить? Места-то немного заняло бы, а вот сейчас с огоньком-то всё веселей было бы! А так вишь, и руки уже коченеют, и ноги плохо слушаться стали!

Пробежался пасечник вокруг саней, раз, другой, третий, потом дерюгу с них снял, лошадку прикрыл, чтобы не замерзала. Вроде потепле стало, да ненадолго. Вот опять холодит. Стал он вокруг саней, в снегу дорожку вытаптывать, чтобы снова согреться. Часто- часто ступал, широкую вытоптал, согрелся. Да опять ненадолго. А вокруг Луны круг светится! Звёзды всё ярче и ярче, а Мороз всё крепче и крепче!

Лошадка же хоть и отдышалась, а всё равно далеко не дойдёт. Да и куда идти-то, коли с дороги сбились? Рассветёт, так с холмика-то хоть направление посмотреть можно будет. Вот только дожить бы до этого рассвета, не замёрзнуть.

Долго он так промучился, уже и зуб на зуб не попадает, и ноги еле гнутся, и губы что мякина. Залез пасечник на сани, встал во весь рост, по сторонам огляделся, а и не видно ничего! Только лес кругом на сколько глаз в лунном свете видит.

Попробовал он крикнуть, на помощь позвать, да губы мякиной ставшие подвели, и получился у него не зов о помощи, а вой, на который где-то далеко волк откликнулся, затем второй…, третий…! Вот только этого ещё и не хватало! Затих пасечник, затаился, но вой ближе раздался, и не выдержал бедолага, запаниковал, соскочил с саней, да пуще прежнего кричать взялся! Вдруг лошадка его вскинулась, да как бросится в чащу вместе с санями, только пасечник её и видел! Кинулся, было, он за ней следом, да вдруг глаза светящиеся увидел! Вторые, третьи…. И вышел ему навстречу здоровенный волчище! Голова чуть не с бычью, лапы широкие, тело такое огромное, что если он на задние лапы встанет, то поди, на целую голову выше пасечника будет! Клычищи, в пасти на вершок торчат! Глазищи как блюдца, и огнём зелёным сверкают!

Оторопел пасечник. Крик его в чащу улетел, да там во тьме и сгинул без эха и отзыва, будто в болото канул. Стоит бедолага, глазами хлопает, а волчище в лунном свете, не спеша так, к нему идёт.

Оглянулся пасечник по сторонам, куда бежать, а вокруг ещё глаза светятся, да и куда в лесу от волков денешься? Только на дерево, но от них стая его уже отрезала.

«Ну всё, - подумал пасечник – тут и конец мне пришёл!»

А волчище подошёл совсем близко, рукой достать, и спрашивает:

- Ты чего разорался?

- Да, вот – отвечает пасечник – з-заблудился я. З-замерзаю. Думал, у-услышит кто!

- Ну, я услышал – ответил волк – и чего теперь делать будем?

Поник пасечник головой, да и говорит волку:

- Ты, это. Ты меня побыстрее убей. Не мучай долго. Ладно?

- Мы вчера лося загнали. Вот только что доели его. Сытые.

- А чего же вы тогда с-сюда-то прибежали?

- Так интересно же, что за дурак в лесу мёрзнет, да орёт как полоумный.

- Но, з-зима же! М-мороз, в-вон какой!

- Ах, вон ты о чём! Эх, люди - люди! И вовсе вы изнежились, да охилели. Ну разве это мороз?

- Это вам не мор-роз, а у меня зуб на зуб не поп-падает. Ещё немного, и вовсе з-замёрзну!

- Нет, так не пойдёт, ты хоть денёк продержись, пока мы опять проголодаемся, а то нам потом мёрзлую тушу грызть придётся. Зубы то у нас конечно крепкие, но свежатинка-то, она тёплая, и повкуснее будет.

- Ага – буркнул пасечник – попр-робую.

- Ты, это. Ты пока на Мир полюбуйся! А то ведь скоро покинуть его придётся. Глянь как тут красиво…! Луна сияет! Вокруг всё инеем блестит! И дышится легко, и воздух чистый, аж до самых звёзд! Ну вот скажи, кто ещё, как ты сейчас, Коляду встречает? Сидят все в пыльных избах, да душных хоромах, в тесноте, маяте, да гомоне! А тут, глянь какой простор! Какие звёзды яркие! А лес как шумит ровно!

Оглянулся пасечник по сторонам…, а и правда! Небо чистое, звёзды яркие! Луна полная, так светит, что всё вокруг будто днём видно! Иней искрится, будто самоцветы сверкают! Деревья вокруг плавно покачиваются. И всё это живёт своей жизнью, и находится в каком-то возвышенном ожидании! Ожидании, чего-то светлого, большого, нового! А жизнь пасечника кончается. Неужто, лишь перед смертью такая красотища видится? Ведь сколько раз смотрел, да не видел её! Глянул он на небо, на звёзды яркие, и такая глубина ему увиделась! И такую ширь он там разглядел, что показался сам себе маленьким – маленьким, будто одна песчинка на всей земле! И поглядел он на лес с высоты холма, на котором стоял, и увидел, что хоть и зима на дворе, а всё же живой он. Спит. Даже сны ему снятся, да и зверьё разное шастает. И понял он, что лес, это не просто поросшая деревьями земля, это одно большое живое существо!

А вот и небо глубокое к нему присоединилось, и весь Мир стал живым и единым, а он, пасечник, его маленькой частью! И такой радостью он наполнился, что и жизнь своя показалась маленькой и незначительной! Раскинул он руки, и голову вверх поднял, а волчище и говорит:

- Ну вот, теперь лучше. А может, споём?

- А и споём! – Откликнулся пасечник. – Начинай!

И раздался над лесом волчий вой, но не тоскливый и злобный. Нет. Это был вой сильного и довольного жизнью зверя, полный торжества единения с окружающим Миром!

- Ну, ты чего? Подпевай давай! – Оглянулся на человека волк.

- А ты пой – пой, я присоединюсь.

Снова волк запел свою песню торжества! И снова подивился пасечник, как зверь умеет попасть в лад с окружающим. Послушал немного, да и присоединил свой голос к волчьей песне, но волк замолчал, и покосился на пасечника.

- Ты не мне подражай! Волк из тебя никудышный! Ты своё в песню вкладывай - человечье! Округу почувствуй, и к ней, а не ко мне присоединяйся!

Вновь раскинулась душа пасечника вокруг, вновь небо глубокое стало, вновь лес зашумел, и танец его понятен сделался. Попытался он голосом выразить, что видел и чувствовал, и полилась песня его над лесом! И ширилась она, и вверх поднималась! Вот и волчья, вплелась, и ветер подхватил, и даже звёзды зазвенели своим нежным хрустальным звоном! И вдруг зазвучало всё вместе одним большим хором! И так красива была эта песня, что пасечник забыв про всё на свете растворился в ней без остатка!

Он наверное и не почувствовал бы, даже если бы его убили в это время. Но убивать было некому, волк тоже был тут в песне, где-то рядом, и в невообразимой дали! Пело всё! И небо и лес, и холм, и сама Земля, и даже каждая иголочка, и самая маленькая снежинка. Пасечник слышал их всех сразу, и по отдельности. Мог выбрать кого-то, и петь с ним, потом с другим, с третьим! Он чувствовал родство с каждой былинкой…!

Он не знал, сколько это продолжалось. Он забыл про время и про то, что замёрз. Что ему надо к тестю, и что скоро праздник. А когда закончил петь, то оглянулся вокруг совсем другими глазами. Волк сидел рядом и улыбался. Может кто-то и принял бы это за оскал, но пасечник точно знал, что это самая настоящая волчья улыбка. Деревья качали макушками и удовлетворённо шумели, благодаря за песню, и даже Мороз не кусал как раньше, а только свежил разгорячённую кожу на лице.

- Вот это песня! – Радостно воскликнул пасечник! – Теперь и помереть не страшно!

- А чего помирать-то? – Отозвался волк – Тебя кто заставляет что ли?

- Так заблудился же я! Мороз! И вам, ведь есть надо?

- Так сытые мы!

- А чего ж ты меня съесть через день хотел?

- Ты ж сам замерзать собирался, а чего добру зря пропадать?

- Так мороз же… только сейчас я его почему-то не чувствую! Ну, собирался, а теперь после твоей песни согрелся и передумал. Мож пойду я, а?

- Иди, коли больше петь не хочешь.

- Ой, спел бы конечно, да лошадку искать надо, и тесть, поди, заждался уже, и дорогу я не знаю.

- Ну и глупые же вы, люди! – Лошадка твоя далеко не убежала, вон за тем ельником стоит, отдыхает. Дорога чуть дальше, во-он за той высокой сухой сосной проходит. Тесть заботами с гостями занят, да Мороз кашей кормить готовится. Не до тебя ему.

Так что времени у нас достаточно! Давай ещё споём?

- Ну, давай – согласился пасечник – дюже песня мне твоя понравилась!

Так и пропели они, заполночь, а тут вдали, огни зажглись да потянулись цепочкой. То люди в деревне к лесу за Бадняком отправились. Вот и направление видно. Теперь точно не заблудишься!

- Ну, пора мне - сказал пасечник волку.

- Что ж, иди.

Постоял немного пасечник, с ноги на ногу попереминался, да и спрашивает:

- Так ты, волк, что, меня и сразу есть не хотел?

- Ну сытые ж мы, сколько раз повторять?

- А для чего ж грозился тогда?

- А это чтобы ты смерть почуял. Тогда в тебе и жизнь ярче разгорается. Потому ты и видеть её стал по-другому! Потому и выжить смог.

Поклонился пасечник волку земно. Поблагодарил за науку, и пошёл к ельнику, где лошадка стояла отдохнувшая уже.

- Ты, коли ещё попеть захочешь, так приходи! – Крикнул вдогонку волк.

- Обязательно! – Махнул рукой пасечник и скрылся в лесу.